Тропою партизанских автострад (с)

Система приоритетов начинает плыть всегда неожиданно -- ещё вчера вожделел отдыха на море, а нынче не можешь без содрогания вспоминать этот тёплый, болотного цвета, мутный "бульон" с ошмётками водорослей, ротовирусов и насекомых -- чорное_море. Представлялись пустынные пляжи с мелким белым песком и лёгким бризом над изумрудной водой, а вспоминаются ощетинившиеся зонтами и плотно забитые человеческими телами вперемешку с машинами, птицами, велосипедистами, детьми, колясками с детьми, надувными бассейнами с детьми, заведениями сомнительного питания с детьми и без -- узкие неопрятные полоски грязного песка вперемешку с мелкой галькой, ракушками, окурками и толстым слоем полежалых водорослей. Пробки на въезд и на выезд с пляжей, плотные ряды машин на тротуарах (дорогах, дорожках, стоянках, песке), всеобщая бестолковость, отягощённая жарой, и сокрушительная скука курортного сезона. Но мой закоренелый оптимизм не позволяет долго печалиться выбранным в силу обстоятельств форматом отдыха нынешнего лета. Впереди (и скоро) уже опять то, что я неотменимо люблю больше всего -- самостоятельные путешествия по Европе. Они действуют на меня так вдохновляюще восторженно, так возбуждают моё любопытство к жизни, как... Ну вот, например, как классическое романтическое путешествие по Рейну.

Из Буйона (Валлония, Бельгия) опять выехали поздно -- с утра бродили по отлично сохранившемуся замку первого национального героя Бельгии, лидера Первого Крестового похода француза Готфрида Буйонского -- романтизируя эпоху крестовых походов и лениво размышляя о движущих силах, мотивации и роли личности в истории. Спохватившись, быстро качественно и дёшево закупили зачем-то пропасть бельгийских продуктов, включая знаменитое, но не вкусное, пиво, и выдвинулись на Люксембург, имея целью Бахарах, но держа в голове, безусловно, и Трир.

Памятник герцогине Шарлотте на площади Clairefontaine в Люксембурге произвёл на нас то впечатление, которое предвкушалось -- это редкое чувство, и оно всегда приятно. Здесь же на площади, свободной от машин, кроме нескольких служебных возле здания главного полицейского управления города, масса праздного народа расположилась на большой летней террасе единственного ресторана в предвкушении неспешно и приятно провести только начавшийся вечер. Из здания Министерства экономики страны, табличку на котором мы как раз изучали, вышел служащий министерской наружности, поздоровался с нами и ушёл -- улыбаясь и пешком. А и то сказать -- куда у них тут ездить, хоть бы и министрам.

В пустом вечернем Notre-Dame Cathedral (кафедральном соборе Нотр-Дам, соборе Люксембургской Богоматери, церкви Богородицы итп. В транскрипциях рунета) было уютно, светло и радостно. В жизни, казалось, я не ощущала себя так легко и спокойно, как в те минуты, что мы сидели там, глядя на статую Девы Марии Утешительницы Обиженных. Действительно, утешает, щедро распространяя и расширяя бесконечно свою благость/благодать и на не обиженных тоже.

Porta Nigra («чёрные ворота»), кажется, имеют статус символа города Трир, на дорогу до которого от Люксембурга мы затратили примерно час. Видны они издалека, как только выходишь на пешеходную улицу в центре. Конечно, почерневший в пропасти времён белый известняк в виде столь монуметального, сколько же и древнего, невнятного сооружения, внушает. Можно постоять рядом, сфотографироваться на фоне, забраться внутрь, пройтись вдоль насыщенных временем стен, стараясь не давать своему воображению слишком увлекаться и, наконец, оседлав время (сев на выступ симпатичной ниши), съесть мороженое. В общем, безусловно, Porta Nigra потрясает -- не спорю. Но лишь до тех пор, пока вы не свернули с центральной улицы за угол и не увидели... Да... Комплекс сооружений -- Трирский собор плюс Liebfrauenkirche (Церковь Пресвятой девы Марии). Последняя расположена в непосредственной близости от Трирского собора, как пишет источник легко доступных наших знаний -- Википедия. Именно в этот момент вы отчётливо понимаете, как неверны были ваши представления о "непосредственной близости", как сильно вы заблуждались на этот счёт, по крайней мере, в отношении церквей и соборов. Два сооружения необъяснимо уродливых форм стоят на просторной соборной площади, тесно прижавшись друг к другу, как пример превосходства дурных наклонностей над расхожей нормой.

Стало темнеть. Вечер наступал слишком решительно, а до Бахараха ещё надо было проехать чуть больше 100 километров и, судя по карте, по условно-горной дороге. Собственно, от Бахараха начиналась самая романтическая часть нашего путешествия, не считая Парижа, конечно. Хотя мысли о парижской романтике были последними, которые могли возникнуть у нас, вечно озабоченных там, в этом городе, вещами прозаически насущными -- сохранностью автомобиля на парижских парковках и минимизацией времени пребывания в парижских же пробках.

Мы рассчитывали оказаться на месте часам к десяти вечера – предельное время для заселения в небольшой семейный отель (подозреваю, что других в этом камерном средневековом городке и нет). Уверенность в правильности расчётов подкреплялась приятной прохладой июньского вечера и безупречным качеством немецких дорог.

Сопровождаемые энергичной немецкой музыкой, то и дело перебиваемой энергичными немецкими новостями, в основном, о положении/выборах в Греции (вечная тема, похоже?), мы продвигались вперёд в уходящем дне. Когда совсем стемнело, а дорога превратилась в серпантин, сбросили скорость, и смирились с тем, что опоздаем.

Есть вещи, о которых можно много читать или слушать рассказы очевидцев, и так и не понять их сути. Поэтому лучше их сразу грамотно попробовать, если появляется возможность, конечно. К таким вещам относится и путешествие по Рейну. Между Бингеном и Кобленцем эта река сужается и углубляется, прорезая себе путь через скалы Рейнланда, становясь магически притягательной для художников и поэтов в своей вечной неизменной красоте. Когда-то путешествие по Рейну было необходимым условием и признаком образованности европейца. Толпы самых настырных из них сновали по Рейну во всех направлениях, бродили по виноградникам, живописно разбросанным по склонам гор, поднимались по узким тропам к рыцарским замкам, поглощая романтизм охапками, чтобы с чистой совестью на следующее утро двинуться дальше, в благословенную Италию, оставив на память потомкам акварельные или рифмованные свидетельства пережитого здесь восторга:

На Рейне в Бахарахе

Волшебница жила.

Ее краса немало

Несчастий принесла.

Безжалостно губила

Всех, кто вздыхал по ней.

Таинственная сила

Была у Лорелей.©

Со временем нравы и требования упростились -- образованность перешла в разряд вещей сомнительной ценности, а то и вовсе в хозяйстве лишних. А романтическое путешествие по великой реке -- в ординарную короткую поездку после лёгкого завтрака по пути в Кёльн (если, конечно, не заезжать по дороге в какую-нибудь из бесчисленных рейнских виноделен).

Несмотря на узкую горную тропу, в которую трансформировалась трасса, темноту и бесстрашно обгоняющих нас на поворотах местных жителей, за полчаса до полуночи мы въехали в Бахарах. Тысячелетний камерный город спал, устав от вечного однообразия трудовых будней туристической достопримечательности. У закрытой двери нашего отеля маялась молодая пара с сыном лет семи. -- Нет ли у вас номера телефона отеля? -- бросились они к нам, микшируя отчаяние с надеждой. Оказалось, что пару часов назад, заселившись в отель, они вышли на бережок прогуляться и подышать романтизмом перед сном. А когда вернулись, поняли, что ключ от входной двери в чужом городе всегда предпочтительнее любой романтики. Пока искали телефон и набирали хозяина отеля, я открыла багажник и наклонилась над ним, чтобы достать сумку. И тут они и обрушились на нас -- грохот, скрежет, звон, свист и все другие оглушительные звуки, названия которых только можно отыскать в словаре. В ту секунду показалось, что прямо на нас несётся выскочивший из засады сумасшедший ночной трамвай. Ещё через секунду всё стихло. Я подняла голову -- прямо надо мной высился ажурный остов какой-то руины (башни?), неестественно чёткий в ярком лунном свете. -- Это поезд -- сказал мужчина. -- Поезд? Эта развалина?... Ах, это он, наверное, про грохот. И я вспомнила, что железная дорога проходит здесь совсем рядом с городом.

В отель мы всё же попали, как только хозяину удалось по телефону разбудить ночного портье -- он закрыл дверь прежде, чем лечь спать. Немецкий порядок, он такой... Немецкий.

На следующее утро познакомились с хозяином отеля -- удивительно обаятельным молодым человеком неопределённых лет в силу особенностей своей конституции. Он извинился за ночное недоразумение, накормил нас завтраком и рассказал немного о себе, своём друге -- "ночном портье", своём городе и отеле, а кто-то из его родственников одобрительно слушал и смотрел на нас с портрета на дальней от входа стене.

Когда выезжали из Бахараха, вокруг всё было так тихо, так мирно и красиво, как сто или тысячу лет назад. Как будет -- сто или тысячу лет через... Если только какая-нибудь глупость (вроде истории с бедным Вернером) не нарушит заведенный порядок, и всё опять не придётся начать сызнова.